Игорь Бухтияров: «Возникают новые проблемы и болезни будущего, о которых мы раньше даже не подозревали»

НИИ медицины труда имени академика Н.Ф. Измерова существует уже более 100 лет. Как за этот век менялись приоритеты и задачи в области медицины труда? Какие ключевые этапы вы бы выделили?

С самого создания института в фокусе его работы находится состояние здоровья работающих. В первые годы деятельность института была направлена главным образом на вопросы гигиены труда, питания и санитарного обеспечения работников. Трудовые и бытовые условия тогда были крайне тяжёлыми, что провоцировало множество заболеваний. 

К 40-м годам многие из этих проблем удалось решить. Во время войны, несмотря на эвакуацию в Екатеринбург, институт продолжал работу, сосредоточившись на гигиене труда на оборонных предприятиях. 

После войны мы сфокусировались на вызовах постиндустриализации — то есть вопросах, связанных с развитием таких производств, как атомная энергетика, химическая промышленность, электрификация. В это время стало понятно, что не только условия труда, но и исходное состояние здоровья, вопросы медицинского отбора и сопровождения являются очень важными. 

В 70–80-е годы в СССР информация о профессиональной заболеваемости, ранее закрытая, стала более открытой. Страна начала активно участвовать в международных программах, включая проекты Всемирной организации здравоохранения и Международной организации труда.

В это время сформировался комплексный подход к охране здоровья на рабочем месте, который включал в себя все аспекты: гигиену труда, нормативно-правовое обеспечение, медицинский отбор, медицинские осмотры, профилактику и лечение профессиональных заболеваний.

Более 40 лет институтом руководил Николай Федотович Измеров. Верно ли, что именно он ввёл в обиход термин «медицина труда»?

Это так. При этом это словосочетание было почерпнуто из международной практики, главным образом из французской школы охраны здоровья работающих. 

Термин «медицина труда» имеет два аспекта.

1. Во-первых, это научная специальность, объединяющая исследования в этой области, которая является специальностью ВАКа.
2. Во-вторых, это все те мероприятия и структуры, которые задействованы в охране здоровья работающих на предприятии.

Существует целая международная конвенция МОТ по центрам медицины труда, но она не может быть полностью реализована в Российской Федерации. Почему? Потому что в России компетенции международного термина «центр медицины труда» реализуются:

• работодателями;
• медицинскими организациями или структурами;
• Роспотребнадзором.

Таким образом, в России нет центров медицины труда в том смысле, как они понимаются в международной практике, хотя существуют организационные структуры, выполняющие аналогичные функции. 

А какие ключевые проблемы стоят перед медициной труда сегодня? Что волнует работодателей и работников? 

Вопросы профессиональной заболеваемости стоят не так остро, потому что на многих предприятиях происходит улучшение условий труда, существенно меняется и эффективность средств индивидуальной защиты. Однако при этом резко возрастает актуальность профессионально обусловленных заболеваний — это болезни, которые тесно связаны с работой. Например, повышенный риск гипертонической болезни.

Сотрудничаете ли вы с промышленными компаниями? Обращаются ли они к вам с личными запросами, требующими более глубокого научного подхода?

Мы являемся государственным учреждением, поэтому мы выполняем основные научные исследования по государственному заказу. Это позволяет нам получать данные, которые независимы от тех или иных частных запросов. В то же время у нас есть богатый опыт взаимодействия с крупными компаниями, такими как «Металлоинвест», «Русал», «РЖД», «Сибур» и другими. Эти компании чётко осознают свою ответственность за сохранение здоровья своих сотрудников и проводят множество структурных, финансовых и организационных мероприятий, направленных на улучшение условий труда.

Вы уже более 10 лет руководите институтом. Как за это время изменилось отношение к медицине труда? Стала ли она более значимой в деятельности компаний?

Наша деятельность сильно зависит от изменений в экономической системе страны. До 1990-х годов вопросы охраны здоровья работников обсуждались на партсобраниях, в трудовых коллективах. В 90-е годы, после трансформации экономики, ситуация изменилась. 

Некоторые компании сохранили прежнюю систему здравоохранения, в то время как другие полностью изменили её. Например, в РЖД была сохранена интегрированная система медицинского обеспечения для всей железнодорожной отрасли. В то же время в гражданской авиации централизация была полностью утрачена, и каждая компания была вынуждена сама искать способ медицинского обслуживания. 

В 2000-х крупные холдинги осознали свою способность создать либо децентрализованную, либо централизованную систему охраны здоровья своих работников. Такие холдинги, как Газпром, начали привлекать медицинские организации, строить систему самостоятельно и опираться на муниципальную и государственную системы здравоохранения в моногородах.

Сегодня все крупные работодатели с вредными условиями труда активно решают эти вопросы в соответствии с Трудовым кодексом и своей социальной ответственностью. Ситуация в малом и среднем бизнесе сложнее: они должны ориентироваться на медицинские холдинги или встраиваться в систему общественного здравоохранения.

Сегодня многие компании автоматизируют производства, а сотрудники переходят на удалённую работу. Изменение климата также влияет на условия труда. Можно ли сказать, что эти факторы изменили структуру профессиональных рисков для здоровья работников, какие-то риски стали более значимы, а какие-то потеряли актуальность?

Здоровье работников и профессиональные заболевания тесно связаны с уровнем развития производства, его безопасностью и культурой. Это можно легко продемонстрировать на конкретных примерах. Например, в 50-х годах XX века, с появлением стиральных машин, труд прачек был полностью ликвидирован. Соответственно, исчезла и профессиональная болезнь, известная как «кисть прачки». Так, многие заболевания, которые ранее были распространены, постепенно уходят из нашей жизни благодаря внедрению систем, заменяющих человека в различных операциях и обеспечивающих защиту.

Важно понимать, что это диалектический процесс. Возникают новые проблемы и болезни будущего, о которых мы раньше даже не подозревали. Например, мир всё больше переходит из реальной жизни в виртуальную, где тоже есть свои вызовы. 

Кроме того, появились новые системы оценки, которые раньше были недоступны. Если раньше мы могли только мечтать о генетическом анализе, то сейчас многие генетические исследования способны выявлять раннюю предрасположенность к уязвимости к различным факторам.

Какие современные методы оценки профессиональных рисков вы бы могли выделить как наиболее эффективные?

У нас есть стандартный набор методов. Чтобы понять, что такое профессиональный риск, необходимо:

1. построить профессиональный маршрут работника: где он работал и когда;
2. восстановить все вредные факторы, с которыми он сталкивался, включая их уровни, продолжительность воздействия и дозы;
3. проследить динамику состояния здоровья работника в течение как минимум 5, а лучше 10 лет по основным показателям.

Раньше это было практически неосуществимо, но сегодня цифровые технологии позволяют довести эту задачу до конца. 

В этом году институт завершил разработку методологии оценки риска на основе медицинских осмотров и кумулятивного анализа вредных факторов для определения группы риска развития заболевания у работника: от 1 до 5. При этом 5 — это практически готовый диагноз, а 1 — лишь малая вероятность. С этими группами риска необходимо работать: снижать долю вредного фактора, внедрять профилактические мероприятия и так далее.

Как вы считаете, как должна развиваться система предварительных и периодических медицинских осмотров работников? Есть ли в ней недостатки, которые необходимо устранить, в том числе на законодательном уровне?

В целом система медосмотров, включая законодательство, выстроена правильно. Медицинский осмотр работников во вредных и опасных условиях регулируется Трудовым кодексом, и за невыполнение норм работодатель может быть оштрафован. 

Однако проблема заключается в порочной практике некачественного проведения медосмотров. Многие из них проводятся только формально. В таких случаях часто имеет место негласное соглашение между работодателем, работником и медицинской организацией. Никто из них не заинтересован в реальном обследовании здоровья сотрудника: работодатель не хочет терять рабочую силу, работник — доход, медорганизация — клиента в лице работодателя.

В результате работники остаются «здоровыми» на бумаге до 48 лет, а затем неожиданно умирают или получают множество диагнозов перед выходом на пенсию. Это основная проблема, связанная с практикой, а не с неадекватностью модели.

Как вы думаете, можно ли решить эту проблему?

Решение возможно в рамках цифрового здравоохранения, которое предполагает прозрачность многих процессов, включая медицинский осмотр. Будет сложно объяснить, как медицинская организация осмотрела 200, 300 или 400 человек за полдня, работая одновременно в разных регионах.

Продолжая тему цифровых технологий, можете ли вы привести примеры инновационных решений, которые уже успешно применяются и могут быть масштабированы? 

Следует отметить, что цифровые технологии не представляют собой нечто принципиально новое. Это всего лишь инструмент, позволяющий оптимизировать уже существующие процессы. Например, если раньше информация о медицинском осмотре предоставлялась в бумажном виде, то в цифровом здравоохранении она становится доступной мгновенно. Цифровые технологии — это инструмент, позволяющий оптимизировать уже существующие процессы.

Одним из ярких примеров использования цифровых технологий в здравоохранении является распределённый способ проведения предварительных медицинских осмотров. Работники, приезжающие на вахту из разных регионов, должны пройти предварительный осмотр. Раньше такие сотрудники должны были прибыть на место назначения и уже там в едином медцентре пройти осмотр. Если выявлялись противопоказания, то сотрудник не мог продолжать работу. 

Сейчас крупные холдинги имеют возможность организовать распределённый осмотр, когда работник по направлению работодателя может выбрать из списка упорядоченных медицинских организаций, где он пройдёт осмотр, и уже в зависимости от результатов осмотра ехать или не ехать на место. Раньше это была целая проблема, сейчас она решается, потому что есть цифровой контур, в котором можно обмениваться медицинскими данными.

Если говорить об инновационных разработках, то что бы вы выделили как ключевое на сегодняшний день?

Мы активно занимаемся инновационными средствами индивидуальной защиты. Наши разработки сосредоточены в двух направлениях:

1. промышленные экзоскелеты для снижения риска развития заболеваний опорно-двигательного аппарата;
2. датчики состояния человека, внедряемые в различные средства защиты, что позволяет создавать биоадаптивные системы и оценивать состояние управления.

От самых разных компаний мы часто слышим, что они нечасто используют экзоскелеты, поскольку это дорогостоящее решение, которое не всегда оправдано в российских условиях — люди к таким инновациям просто не готовы. Как вы считаете, стоит ли решать эту проблему, делать умные СИЗ более доступными?

Экзоскелет — разработка очень узкой направленности, предназначенная для конкретных специальностей, связанных с высоким риском повреждения опорно-двигательного аппарата. Например, это актуально для условных сварщиков литейных комбинатов, которые работают в сложной позе в тяжелом защитном костюме при высокой температуре габаритными инструментами. Внедрить их для «красного слова» не получится, да и в этом нет никакого смысла. 

Ещё один аспект, о котором сегодня много говорят — эргономика. Можете рассказать, как это направление связано с охраной труда? 

Это очень хороший и важный вопрос.

Эргономика как техническая область деятельности позволяет сделать любой предмет пригодным для работы. Именно при разработке того или иного инструмента, оборудования дизайнеры и конструкторы должны учитывать особенности строения человека — и делать изделие эргономически обоснованным.

Работник в свою очередь изменить эргономические свойства орудия труда, которые ему предоставил работодатель, не может. Это объективная реальность. Слабо на эргономику может повлиять и специалист по охране труда. Конечно, можно сказать, что каждый СОТ должен участвовать в разработке карьерного экскаватора, но вряд ли это возможно. Поэтому максимум, что можно сделать в охране труда по эргономике, — это правильно оценить эргономические достоинства и недостатки оборудования и учесть их.

Многие компании стремятся к достижению нулевого травматизма. Однако есть те, кто считает, что эта цель абсолютно недостижима, независимо от условий, в том числе из-за человеческого фактора. А что вы думаете на этот счёт? 

Соглашусь, что это недостижимая цель, ведь, к сожалению, даже самые инновационные роботы могут ломаться, а технологии подводить. 

Каждый уровень технологического развития приводит к выходу на плато. Например, на конференции по авиационной медицине рассказывали: в 60–70-х годах уровень травматизма составлял 100%, а к 2020 году он снизился до 10% от исходного и вышел на плато. Это хороший результат, но таковым он и будет оставаться, никогда не дойдя до нуля, потому что те или иные риски будут существовать всегда. С развитием технологий одни риски снижаются, другие появляются. Это неизбежный технологический процесс. Тем не менее, над ними необходимо работать, иначе уровень травматизма будет расти.

Самые разные компании отмечают, что человеческий фактор — одна из главных причин травматизма на производстве. Сложность заключается в том, что невозможно предсказать, как человек поведёт себя в той или иной ситуации.

Да, безусловно. Более или менее эффективной себя показывает система предрейсовых или предсменных осмотров, которая помогает оценить потенциальные риски для работодателя. В профессиях, где таких осмотров нет, риск значительно выше. 

Некоторые компании практикуют тестирование и анкетирование кандидатов перед приёмом на работу, чтобы выяснить, насколько человек подвержен риску и как он будет вести себя в сложных, нестандартных ситуациях. Как вы относитесь к этой практике?

Действительно, существует понятие психологического и психофизиологического отбора и контроля. Законодательно такая практика закреплена только для атомной отрасли, где учитываются такие показатели, как время реакции и другие психологические параметры. В других сферах могут быть установлены какие-либо корпоративные требования к приёму на работу, но они больше связаны с понятием профпригодности и находятся вне регулирования Трудового кодекса. 

Например, на совещании профсоюзов угольщиков был представлен интересный доклад о психологии работников. Выяснилось, что экстраверты в два раза чаще попадают в аварийные ситуации, чем интроверты. С другой стороны, производительность труда экстравертов в четыре раза выше, чем у интровертов. 

В профессиях, где ответственность за неправильные решения или ошибочные действия особенно велика, профессиональный психологический отбор принят и эффективно работает. К таким профессиям относятся работа лётчиков и пилотов, локомотивщиков РЖД, сотрудников «Росатома».

Поделитесь прогнозом: как, по вашему мнению, будет развиваться медицина труда в ближайшие 10–15 лет, учитывая все современные тенденции?

Строить прогноз затруднительно — мир постоянно меняется. Сегодня мы наблюдаем масштабную автоматизацию и роботизацию, многие производства переходят на новый уровень работы без участия человека. В СССР работало около миллиона шахтёров, которые добывали 100 миллионов тонн угля. Сейчас в Российской Федерации чуть более 140 тысяч шахтёров добывают в 3–4 раза больше угля. Механизмы работы значительно изменились — и так во всех отраслях. 

Возьмём транспортную отрасль. Вы знаете, что по МЦК ходят два беспилотных поезда? Человек работать не перестал, напротив, на каждый беспилотный поезд, который раньше управлялся одним машинистом, приходится два человека-оператора, которые контролируют работу автоматики. 

Человек не исчезает из производства и работы. Появляются новые аспекты труда, такие как виртуальная реальность и дистанционная работа. А ведь ещё 10 лет назад никто бы не поверил, что можно проводить совещания дистанционно. Реальность меняется слишком быстро для каких-либо долгосрочных прогнозов.

Материал подготовлен в партнёрстве с Фондом Росконгресс и Минтрудом России для журнала «ВНОТ».